главная философия
глаз бога телефон

Мораль: что это такое

Мораль (Morale)

Представим себе, что нам объявили: завтра наступает конец света. Информация точная и сомнению не подлежит. Политика при этом известии скончается на месте – она не способна существовать без будущего. Но мораль? Мораль в основных своих чертах останется неизменной. Никакой конец света, даже стоящий на пороге, не дает нам права издеваться над калеками, клеветать, насиловать, пытать, убивать, одним словом, давать волю своему эгоизму и злобе. Мораль не нуждается в будущем. Ей вполне хватает настоящего. Она не нуждается в надежде, довольствуясь волей. «Поступок из чувства долга имеет свою моральную ценность не в той цели, которая может быть посредством него достигнута, – подчеркивает Кант, – а в той максиме, согласно которой решено было его совершить». Его ценность зависит не от ожидаемых последствий, а исключительно от правила, в согласии с которым он совершается. Он свободен от всяких наклонностей и эгоистических расчетов, не принимает во внимание ни один из объектов «способности желания» и абстрагируется от конечных целей, «какие могут быть достигнуты посредством такого поступка» («Основы метафизики нравственности», раздел I). Если ты действуешь ради достижения славы, счастья, своего спасения и при этом не нарушаешь никаких моральных норм, про тебя все равно нельзя сказать, что твои поступки моральны. Тот или иной поступок имеет подлинную нравственную ценность, объясняет Кант, лишь постольку, поскольку он полностью бескорыстен. Это означает, что он должен совершаться не просто в соответствии с долгом (им может двигать корысть; так, купец ведет дела честно, чтобы не растерять покупателей), но именно руководствуясь долгом, иначе говоря, уважением перед нравственным законом или, что то же самое, законом человечности. Приближение конца света ничего не меняет – все мы до самого конца будем руководиться тем, что имеет в наших глазах всеобщую ценность и обязательно для всех, то есть (что опять-таки одно и то же) будем уважать человечность в себе и в других. Вот почему мораль не ведает надежды, а порой и просто приводит в отчаяние. «Мораль не нуждается ни в какой религии», – настаивает Кант, как не нуждается она в каких бы то ни было целях: «мораль самодостаточна» («Религия в пределах только разума», Предисловие). Отсюда – светский характер морали, даже по отношению к людям верующим; отсюда же – абсолютный характер ее диктата, во всяком случае, нами он воспринимается именно как абсолют. Есть Бог или его нет, это ничего не меняет в необходимости защищать слабых. Поэтому нам нет нужды разбираться в том, что собой представляет наше существование, чтобы поступать по-человечески.

Теперь представим себе (этот пример предлагает Кант), что Бог существует и каждому живущему он известен. Что произойдет в этом случае? «У нас перед глазами постоянно стояли бы Бог и вечность во всем их опасном величии». Ослушаться Бога больше никто не посмеет. Ужас перед адом и надежда на рай придадут божественным заповедям беспрецедентную силу. И в мире воцарится испуганное, корыстное послушание в образе абсолютного нравственного порядка: «Нарушений закона, конечно, не было бы, и то, чего требует заповедь, было бы исполнено». Но мораль исчезнет. «Большинство законообразных поступков было бы совершено из страха, лишь немногие в надежде, и ни один – из чувства долга, а моральная ценность поступков, к чему единственно сводится вся ценность личности и даже ценность мира в глазах высшей мудрости, вообще перестала бы существовать» («Критика практического разума», часть I, книга 2, главы 2, 9). Таким образом, для исполнения долга мы не только не нуждаемся в надежде, мы способны действовать повинуясь долгу только в том случае, если ни на что не надеемся.

К чему я веду? К очень простой вещи. Вопреки широко распространенному мнению, мораль не имеет ничего общего с религией, тем более – со страхом перед жандармом или скандалом. И даже если исторически мораль была связана с Церковью, государством и общественным мнением, ее подлинное становление – и в этом одна из лучших заслуг Просвещения – становится возможным лишь по мере ее освобождения от этих институтов. Об этом же говорят, каждый по-своему, Спиноза, Бейль (160) и Кант. Лично я понял это в возрасте 15 лет, слушая песни Брассенса (161). По существу, мораль есть нечто противоположное конформизму, фундаментализму и нравственному порядку, включая и такие вялые его формы, которые сегодня принято называть «политкорректностью». Мораль это не закон общества, власти или Бога, тем более – не закон средств массовой информации или Церкви. Мораль – это закон, принимаемый индивидуумом для себя лично, а значит, закон свободный, как сказал бы Руссо («повиновение закону, предписанному самому себе, есть свобода»), или автономный, как сказал бы Кант (индивидуум подчиняется только «собственному и вместе с тем универсальному закону»). В отличие от Канта и Руссо, я полагаю, что эта свобода или автономия относительны, что нисколько не мешает нам на практике чувствовать их абсолютность (проистекающую не от знания, а от воли) и безусловную необходимость. Я согласен с тем, что всякая мораль исторична. Но историчность морали отнюдь не отменяет самое мораль, а напротив, делает ее существование возможным, как и наше подчинение ей, ведь мы существуем в истории и являемся продуктом истории. Пусть это – относительная автономия, но она стоит больше, чем рабское следование своим наклонностям и страхам. Что же такое мораль? Это совокупность правил, которые я определяю или должен определять для себя сам не в надежде на вознаграждение и не из страха перед наказанием, что было бы эгоизмом, не с оглядкой на других, что было бы лицемерием, но свободно и бескорыстно, по той единственной причине, что мне эти правила представляются всеобщими (годными для всякого разумного существа), ни на что не надеясь и ничего не боясь. «Одиночество в универсуме», – говорил об этом Ален. Это и есть мораль.

Но действительно ли мораль имеет всеобщий характер? Полностью всеобщей она, по-видимому, не бывает никогда. Каждому известно, что мораль меняется в зависимости от эпохи и места. Но мораль способна обрести всеобщий характер, не встречая на этом пути противоречий, и фактически так оно понемногу и происходит. Если оставить в стороне некоторые особенно болезненные архаизмы, больше отягощенные религиозными или историческими условиями, нежели собственно моральными оценками (я прежде всего имею в виду половой вопрос и положение женщины), то придется признать, что содержание, вкладываемое во Франции в понятие «хороший человек», не слишком отличается – а в дальнейшем будет отличаться еще меньше – от того, что под этим выражением понимают в Америке или Индии, Норвегии или Южной Африке, Японии или странах Магриба. Это человек скорее искренний, чем лживый, скорее щедрый, чем эгоист, скорее храбрый, чем трус, скорее честный, чем жуликоватый, скорее мягкий и склонный к состраданию, чем грубый и жестокий. Разумеется, эти понятия сформировались не вчера. Уже Руссо, восставая против релятивизма Монтеня, вернее, против собственного видения его релятивизма, призывал людей к нравственной конвергенции, способной преодолеть культурные различия: «О Монтень! Ты, кичащийся искренностью и правдолюбием, ответь мне откровенно и правдиво, насколько откровенным и правдивым может быть философ, есть ли на земле такая страна, где преступлением считалось бы хранить верность тому, во что веришь, быть милосердным, доброжелательным и щедрым, где добрый человек подвергался бы презрению, а вероломство было в чести?» Монтень не нашел страны, да он ее и не искал. Достаточно перечитать все, что он написал об американских индейцах, с которыми мы обошлись столь чудовищно, – об их отваге и постоянстве, об их «доброте, свободолюбии, честности и чистосердечии» («Опыты», книга III, глава 6). Человечность не принадлежит никому в отдельности, и релятивизм Монтеня есть в то же время и универсализм, в чем нет никакого противоречия (ведь мораль относится ко всему человечеству, и «у каждого человека есть все, что свойственно всему роду людскому», книга III, глава 2). Да и вся история человечества, на каком бы континенте она ни протекала, говорит о том же. Никто не знает, когда именно зародилась мораль – в разных уголках планеты это случилось или две или три тысячи лет назад, когда было сформулировано главное, неважно кем – египетскими или ассирийскими жрецами, иудейскими пророками, индусскими мудрецами или целым соцветием великих мыслителей VI и V в. до н. э.:
Заратустрой (в Иране), Лао-Цзы и Конфуцием (в Китае), Буддой (в Индии), первыми древнегреческими философами, которых мы называем досократиками (в Европе). Как можно не заметить, что, несмотря на многочисленные философские и теологические расхождения, смысл их нравственных заветов сходится в своей фундаментальной основе? И как можно не замечать, что сегодня происходит то же самое? Сравните, о чем говорят аббат Пьер и далай-лама. У этих людей разное происхождение, они принадлежат разным культурам и исповедуют разные религии. Но послушайте их выступления хотя бы несколько минут, и вы убедитесь – вектор их нравственного учения один и тот же. Глобализация несет не только зло, а началась она намного раньше, чем об этом принято думать. Сегодня мы пожинаем плоды медленного исторического процесса, который со взлетами и падениями продолжается вот уже 25 столетий, а мы являемся одновременно его результатом и носителем его дальнейшего распространения. Этот процесс, если рассматривать его с точки зрения нравственности и отвлекаясь от часто принимаемых им жестоких форм, есть процесс конвергенции крупнейших цивилизаций вокруг некоторого числа общих или близких ценностей – тех самых ценностей, благодаря которым мы можем жить вместе, не впадая во взаимное отрицание и во взаимную ненависть. Сегодня мы называем их правами человека, но с точки зрения морали они в первую очередь являются обязанностями человека.

Но откуда берется мораль? От Бога? Это не исключено. Возможно, именно Бог, как полагал Руссо, вложил в нас «бессмертный небесный голос» совести, который заглушает (или хотя бы должен заглушать) все остальные голоса, даже такие, что твердят нам о спасении или славе. Но если Бога нет? Тогда приходится признать, что мораль – чисто человеческое явление, что она есть продукт истории и совокупность норм, выработанных, отобранных и оцененных человечеством на протяжении веков. Почему мы выбрали именно эти нормы? Очевидно, потому, что они оказались благоприятствующими выживанию и развитию вида (я бы назвал это моралью по Дарвину), интересам общества (мораль по Дюркгейму), требованиям разума (мораль по Канту), наконец, всему тому, что диктует нам любовь (мораль по Иисусу Христу или Спинозе).

Представьте себе общество, в котором превозносятся ложь, эгоизм, воровство, убийство, насилие, жестокость, ненависть и тому подобное. У такого общества нет ни малейших шансов выжить, а тем более распространиться по всей планете – его члены только и делали бы, что уничтожали друг друга и рушили все вокруг себя. Поэтому нельзя считать случайным совпадением тот факт, что в мире распространились цивилизации, в которых ценятся совсем другие вещи – искренность, щедрость, уважение к собственности и жизни других людей, наконец, мягкость, сострадание и милосердие. Разве возможно иное человечество? Возможна иная цивилизация? Подобная постановка вопроса позволяет нам сделать важный вывод о сущности морали. Мораль есть то, благодаря чему человечество становится человечным в нормативном смысле термина (в том смысле, в каком человечность противостоит бесчеловечности), отвергая варварство и бесхребетность, по-прежнему угрожающие ей, по-прежнему сопровождающие ее и по-прежнему искушающие ее. Только у людей на этой земле есть обязанности. И это ясно показывает нам, к чему мы должны стремиться. Наш единственный долг как выражение всех наших обязанностей – поступать по-человечески.

Очевидно, что мораль не заменяет ни счастья, ни мудрости, ни любви. Именно поэтому мы и нуждаемся в этике (Этика). Но обойтись без морали мог бы только тот, кто достиг абсолютной мудрости, тем самым полностью лишившись человечности.

 Мошенничество (Fraude)

Корыстный обман. Вольтер задавался вопросом, «следует ли прибегать к мошенничеству в религии в отношениях с народом», дабы не дать ему свернуть с прямой дороги. Платон на этот вопрос отвечал утвердительно. Вольтер – отрицательно. Истинная религия, свободная от «суеверий», не нуждается в обмане подобного рода, а «добродетель должна диктоваться любовью, а не страхом». Но будет ли она тогда нуждаться в религии?
  
filosofii.ru 
filosofii.ru  
Философия кратко: от Л до М: определение: термин: понятие: его значение. Кратко, понятно и интересно о терминах, определениях, понятиях и их значениях . Новый философский словарь читать онлайн.
 
СОДЕРЖАНИЕ СЛОВАРЯ: 
слова на буквы Л, М, Н
Латентный
Легитимность
Легковерный
Лжеца Парадокс
Либерализм
Либидо
Ликей
Лицемерие
Логос
Ложность
Любовь
Ляпсус

Майевтика
Макиавеллизм
Максима
Манихейство
Маньеризм
Марксизм
Материализм
Материя
Машина
Меланхолия
Мера
Мессианизм
Метафизика
Метафора
Метод
Механизм
Мизантропия
Мимикрия
Мир
Миф О Пещере
Мнение
Модальность
Модус
Монада
Монизм
Монотеизм
Мораль
Мудрость
Мышление

Наблюдение
Наилучшего Принцип
Народ
Нарциссизм
Настоящее
Натурализм
Национализм
Начальная Идея
Невроз Психоз
Невыразимое
Недостоверность
Ненависть
Необратимость
Необходимость
Неопределенное
Непотизм
Непротиворечивости Принцип
Неразличимости Принцип
Неразумность
Нигилизм
Нирвана
Номинализм
Норма
Ноумен
 
 
Яндекс.Метрика